11

Я быстро опустил руки и спрятал их за спин» Но было поздно. Мистер Фосберг заметила их и прищурился, глядя на меня. Я вздрогнул. Что теперь будет? Что он скажет мне?
– Разве здесь холодно? – спросил директор.
– Что? – Я не понял, о чем он спрашивает.
Я заложил руки за спину и прижал их к стене. Шерсть колола спину даже сквозь рубашку.
– Может, включить отопление, Ларри? – продолжал расспросы мистер Фосберг. – Тебе холодно? Наверное, поэтому ты и надел перчатки?
– Перчатки? – неуверенно повторил я. Он решил, что на мне перчатки!
– Да, я… Видите ли, мне стало зябко, – подтвердил я, немного успокоившись. – Потому я и отпросился с урока, чтобы сходить к своему шкафчику за перчатками.
Директор задумчиво посмотрел на меня, повернулся и направился прочь, балансируя высокой стопкой учебников.
– Сейчас включу отопление, – пообещал он через плечо.
Когда директор скрылся за поворотом коридора, я облегченно вздохнул: на этот раз меня пронесло.
Кроме того, директор подал мне удачную мысль: перчатки!
Я бросился к своему шкафчику и набрал комбинацию цифр на замке, неловко двигая волосатыми пальцами. Открыв шкафчик, я вытащил из карманов куртки черные кожаные перчатки.
Через несколько секунд я вошел в класс. У доски стояла Лили. Она с любопытством проводила меня взглядом.
Когда Лили закончила доклад, мисс Шиндлинг вызвала меня.
– Ты готов отвечать, Ларри?
– Да, – кивнул я. – Просто у меня… замерзли руки.
Я встал и вышел к доске. Кое кто из ребят захихикал, увидев перчатки, но мне было наплевать.
По крайней мере, теперь никто не заметит уродливую черную шерсть у меня на пальцах!
Я глубоко вздохнул и приступил к докладу.
– Я расскажу вам о книге Брюса Ковилла, – начал я. – По моему, она понравится всем, кто интересуется научной фантастикой…
После урока я бросился к своему шкафчику и сделал вид, будто что то ищу. Лишь бы ко мне не приставали.
Перчатки я не снимал весь день. В них было жарко и неудобно, с каждым часом они становились все теснее.
Неужели шерсть продолжает расти? Я терялся в догадках, но снять перчатки и осмотреть руки не решался.
Наконец уроки кончились. Я набросил куртку и повесил рюкзак на плечо. Надо поскорее удрать отсюда и как следует поразмыслить, твердил я себе.
Лили окликнула меня, когда я уже был возле самой двери. Обернувшись, я увидел, что она догоняет меня. На Лили был мешковатый желтый свитер поверх ярко зеленых облегающих брюк.
Я не остановился.
– Я спешу! – крикнул я через плечо. – Позвоню потом!
Но она догнала меня и преградила путь.
– Ты не придешь на репетицию? – удивленно спросила она.
От волнения я забыл обо всем на свете.
– Мы же договорились собраться у меня сегодня днем, или ты забыл? – продолжала Лили, пятясь передо мной.
– Не могу, – пробормотал я. – Мне нездоровится.
Я сказал сущую правду. Лили нахмурилась, пристально глядя на меня.
– Да что с тобой стряслось, Ларри? Ты сегодня весь день будто сам не свой…
– Плохо себя чувствую, – повторил я. – Извини, но прийти на репетицию не смогу. Может, перенесем ее на завтра?
– Пожалуй, – отозвалась Лили и добавила что то еще, но я не расслышал.
Открыв дверь, я выбежал из школы.
Всю дорогу до дома я бежал. Снег сверкал в лучах солнца, словно жидкое серебро. Зрелище было красивым, но не радовало меня. Меня не покидали тревожные мысли.
Я думал о волосах. О густой жесткой черной шерсти.
Ворвавшись в дом, я бросил рюкзак на пол и направился было наверх, к себе в комнату, но остановился, услышав, что мама произнесла мое имя.
Я нашел ее в гостиной, в кресле у окна. На коленях у мамы сидела наша кошка Джеспер. Мама сказала что то в телефонную трубку, отложила ее и перевела взгляд на меня.
– Ты что то сегодня слишком рано, Ларри. А как же репетиция?
– Ее отменили, – солгал я. – Нам задали кучу уроков, вот я и пришел прямо домой, – снова ложь.
Мне не хотелось говорить маме правду. Не хотелось признаваться, что я натерся «Мгновенным загаром» и теперь у меня растет отвратительная черная шерсть.
Я собирался промолчать, но меня вдруг прорвало. Я выложил все сразу – мне не терпелось поделиться своей бедой.
– Мама, ты не поверишь, – начал я сдавленным голосом, – но у меня растет шерсть. Настоящая черная шерсть! На ладонях. Понимаешь, мы с друзьями нашли старый флакон лосьона для загара. И сделали глупость – натерлись им. Я намазал им лицо, руки и шею. И теперь у меня растет шерсть. Сегодня в школе я упал и вдруг увидел, что мои руки покрылись волосами. Мне стало так стыдно и страшно! Мне и теперь страшно…
Закончив свою печальную повесть, я перевел дух. Рассказывая, я смотрел в пол, а теперь поднял голову и заглянул маме в глаза.
Что она скажет? Сможет ли помочь мне?

12

Мама что то пробормотала, но я не понял ни слова.
И вдруг обнаружил, что она обращается вовсе не ко мне.
Мама прижимала к уху радиотелефон!
Пока я рассказывал о том, что со мной случилось, она продолжала говорить по телефону и так увлеклась, что не слушала меня!
От досады я застонал, развернулся и поспешил наверх, в свою комнату. Захлопнув за собой дверь, я сорвал тесные, неудобные перчатки.
Джеспер взбежала наверх вместе со мной и устроилась на подоконнике у меня в комнате. Это ее любимое место. Здесь она проводит целые дни, глядя во двор.
Когда я швырнул перчатки в кресло, кошка обернулась ко мне. Ее ярко желтые глаза сверкнули.
Я взял Джеспер на руки, сел на подоконник и прижал ее к себе.
– Джеспер, ты мой единственный настоящий друг, – прошептал я, поглаживая ее по спине.
К моему удивлению, кошка недовольно мяукнула, выгнула спину и спрыгнула на пол. На полпути к двери она обернулась и уставилась на меня желтыми глазами.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, в чем дело. Во всем виноваты мои руки.
– Тебя напугали эти волосатые лапы? Да, Джеспер? – печально спросил я.
Кошка склонила голову набок, словно пытаясь понять меня.
– Мне они тоже не нравятся, – признался я. Вскочив, я бросился в ванную, схватил папину бритву и принялся сбривать густую шерсть.
Это было нелегко – особенно сбривать пучки волос между пальцев, куда не доставала бритва.
Шерсть была жесткой и колючей, как щетина щетки. Я дважды порезался, на ладони и на тыльной стороне кисти появились царапины.
Смывая пену, я поднял голову и увидел, что на пороге ванной стоит Джеспер.
– Не говори родителям, – шепотом попросил я.
Кошка сощурила желтые глаза и зевнула.
На следующее утро я проснулся задолго до того, как встали мама с папой. Обычно я нежусь в постели, ожидая, когда мама крикнет, что пора вставать.
Но сегодня я мгновенно вскочил, включил все лампочки и бросился к зеркалу.
Неужели шерсть снова выросла?
Первым делом я осмотрел руки. Глаза еще не совсем привыкли к свету, но я отчетливо видел: кожа на руках чистая и гладкая.
– Ура! – шепотом воскликнул я.
Порезы на правой руке еще болели, но мне было все равно. Главное – на кистях не осталось ни единого волоска!
Долго я разглядывал руки, поворачивая их то так, то этак, и с радостью убеждался, что они выглядят абсолютно нормально.
В ту ночь мне снилась шерсть. Сон начался с того, что я сидел в кухне перед огромным блюдом спагетти. Но как только я начал наматывать длинные тонкие макаронины на вилку, они вдруг превратились в волосы. Длинные черные волосы.
Я наматывал их на свою вилку. На блюде возвышалась целая гора черных волос.
Наконец я поднес Вилку к лицу, открыл рот, приготовился отправить туда отвратительное кушанье… и проснулся.
Фу, гадость! Какой омерзительный сон!
Меня чуть не стошнило. Я заснул с трудом.
Поэтому утром я старательно осмотрел все свое тело: сначала ступни, потом ноги, туловище, руки и лицо. Но от черной шерсти не осталось и следа.
Больше она нигде не выросла.
Значит, можно идти в школу, радостно подумал я. Но перчатки следовало держать при себе – на всякий случай.
После завтрака я надел куртку, схватил рюкзак и вышел из дома.
Стоял ясный теплый день. Снег влажно поблескивал, начиная таять под солнцем. Я старательно обходил лужи, то и дело попадающиеся на тротуаре.
У меня поднялось настроение. Сказать по правде, я чувствовал себя превосходно.
Пока не оглянулся и не увидел собачью стаю. С рычанием псы неслись в мою сторону.

13

Внутри у меня все похолодело. Собаки мчались прямо на меня, встряхивая головами и не спуская с меня глаз. Они заливались яростным лаем.
Мне вдруг показалось, что ноги вросли в землю. Но я сумел развернуться и броситься наутек.
Если они меня догонят, то разорвут в клочки! Должно быть, собаки учуяли запах Джеспер, решил я. Потому и гонятся за мной.
Я люблю свою кошку, но не понимаю, почему она доставляет мне столько хлопот.
Хотелось бы знать, чьи это собаки? Почему они вечно болтаются по улицам без присмотра?
Эти вопросы вертелись у меня в голове, пока я бежал вдоль домов, а затем пересекал улицу.
Сигнал автомобиля раздался внезапно. Послышался визг тормозов.
Машину занесло.
Перебегая через дорогу, я совсем забыл посмотреть, нет ли рядом машин.
– Простите! – крикнул я водителю и помчался дальше.
От быстрого бега у меня нестерпимо закололо в боку. Я оглянулся и увидел, что свирепые собаки приближаются. Они уже пересекли дорогу. Расстояние между нами сокращалось.
– Ларри! – послышался знакомый голос.
– Бегите! – крикнул я, увидев впереди на тротуаре двух своих друзей. – Там собаки!
Но Лили и Джеред не сдвинулись с места.
Держась за бок, я встал рядом с ними. Я задыхался.
Лили уставилась на собак, Джеред шагнул навстречу им. Стая была уже совсем рядом.
Увидев, что мы не убегаем, собаки перестали лаять. Некоторые остановились. Они тяжело дышали, их розовые языки свешивались чуть ли не до земли.
– Идите домой! – скомандовала Лили и топнула ногой.
Вожак стаи, большой черный пес, заскулил и опустил голову.
– Уходите прочь! – в один голос крикнули мы.
Боль в боку начала утихать, я немного успокоился. Теперь мне стало ясно, что собаки не нападут на меня: вступать в схватку сразу с тремя противниками они не решались.
Развернувшись, псы побрели прочь за своим вожаком.
Вдруг Джеред расхохотался.
– Вы только посмотрите на него! – закричал он, указывая на тощего кудлатого пса.
– Что в нем смешного? – удивился я.
– Он страшно похож на Мэнни! – сказал Джеред.
Лили тоже засмеялась.
– И верно, похож!
Мы залились смехом. Шерсть у пса действительно походила на курчавые волосы Мэнни, а глаза были темными и влажными, как у нашего приятеля.
– Пойдем, а то опоздаем, – наконец спохватилась Лили и пнула большой ком снега.
Мы с Джередом направились следом за ней к школе.
– Почему собаки погнались за тобой? – спросил Джеред.
– Похоже, унюхали кошачий запах.
– Какие злые собаки, – заметила Лили. – Напрасно их отпускают бегать без присмотра.
– Это точно, – согласился я.
Нас подгонял по скользкому тротуару резкий ледяной ветер. С головы Джереда слетела бейсболка. Проезжавшая мимо машина чуть не раздавила ее.
Джеред выскочил на дорогу и схватил бейсболку.
– Не могу дождаться, когда кончится зима, – пробормотал он.
Кристину мы встретили возле школьного крыльца. Ее рыжие волосы растрепались от ветра.
– Сегодня будем репетировать? – спросила она, жуя «Сникерс».
– Какой питательный завтрак! – съехидничал я.
– Моей маме некогда варить яйца, – отозвалась Кристина, не переставая жевать.
– Репетицию устроим у меня дома, – предложила Лили. – Нам надо как следует поработать, иначе на конкурсе победит Хью.
Кристина обернулась ко мне.
– Почему ты вчера не пришел?
– Я… мне нездоровилось, – ответил я. Этот вопрос напомнил мне о «Мгновенном загаре». Интересно, растет ли шерсть у кого нибудь из моих друзей? Мне не терпелось выяснить это.
Но если я спрошу и узнаю, что шерсть досаждает только мне, тогда меня совсем задразнят.
– Помните то средство для загара? – нерешительно начал я.
– Нечего сказать, отличное средство! – хмыкнул Джеред. – От него кожа становится только бледнее!
Кристина тоже усмехнулась.
– Оно совсем не подействовало. Ты был прав, Ларри. Все дело в том, что срок годности давно истек.
– Посмотри на нас, – вмешалась Лили. – Мы все белые как снег. Никаких следов загара.
«Ау вас, случайно, не растет черная шерсть?» – вертелось у меня на кончике языка.
Но никто из ребят ни словом не упомянул о шерсти.
Может, им, как и мне, стыдно признаться?
Или шерсть растет только у меня?
Я сделал глубокий вдох. А если все таки спросить?.. Но как? Кто по своей воле признается, что у него на руках появилась шерсть?
Я открыл рот и осекся, вдруг заметив, что ребята сменили тему разговора. Всех волновал предстоящий конкурс.
– Может, принесешь ко мне свой усилитель? – спрашивала Лили у Кристины. – Мэнни пообещал принести свой. Но у него только две розетки для подключения гитар.
– Лучше я принесу… – начал я, и тут ветер сорвал с моей головы капюшон куртки.
Я вскинул руку, чтобы снова надеть его, коснулся шеи и ахнул. Сзади вся шея заросла густой шерстью.

14

– В чем дело, Ларри? – удивилась Лили. Я не знал, что ответить.
– Что случилось с твоим шарфом? – вмешался Джеред. – Слишком туго затянут? – И он потянул за концы шерстяного шарфа, которым я закутывал шею.
Этот кусачий шарф мне приходится носить только потому, что его связала моя двоюродная бабушка Хилди.
Я совсем забыл, что сегодня надел шарф! Прикоснувшись к нему рукой, я подумал…
– Как ты побледнел! – воскликнула Лили. – Что с тобой, Ларри?
– Ничего, – пробормотал я, чувствуя, что опять краснею. – Шарф меня чуть не задушил! – Шутка получилась неуклюжей.
Но я должен был придумать хоть какое то объяснение. Не мог же я сказать, что принял шарф за шерсть, растушую на шее!
«Ларри, прекрати думать о шерсти! – приказал я себе. – Иначе ты сойдешь с ума!»
Меня передернуло.
– Идем в класс, – предложил я, разматывая мохнатый шерстяной шарф.
Перед началом уроков я забежал в туалет, чтобы причесаться. Пока я смотрел в зеркало на свои волнистые светлые волосы, мне в голову вдруг пришла кошмарная мысль.
Что, если у меня выпадут волосы? И вместо них вырастет чудовищная колючая черная шерсть?
Что будет, если однажды утром я проснусь и увижу, что вся моя голова покрыта отвратительной шерстью?
Я долго смотрел на себя в зеркало. Кто то измазал его мылом, и я видел собственное отражение сквозь грязно белые мазки.
– Хватит! – приказал я себе и направил на свое отражение указательный палец. Гладкий, безволосый палец. – Перестань думать о шерсти, Ларри! – посоветовал я отражению. – Просто перестань думать о ней. И все будет в порядке.
«Мгновенный загар» давно уже сошел с кожи.
Прошло уже несколько дней после того, как мы с товарищами намазались этим сомнительным средством. С тех пор я трижды принимал душ и дважды – ванну.
Лосьон давно смылся, уверял я себя. Все кончено, и хватит волноваться.
Я в последний раз оглядел себя в зеркало. Волосы опять отросли. Вот и хорошо: мне не нравятся короткие стрижки. Я люблю, чтобы боковые пряди прикрывали уши.
Пожалуй, стоит отпустить их еще подлиннее, решил я, сунул расческу в рюкзак и отправился в класс.
Все шло прекрасно, пока мисс Шиндлинг не раздала нам тетради с сочинением по истории.
Нет, меня расстроила вовсе не оценка. Я получил девяносто четыре балла из ста возможных – совсем неплохо. Правда, Лили наверняка будет хвастаться, что получила девяносто восемь или даже девяносто девять баллов. Но Лили отлично пишет сочинения.
А мне хватит и девяноста четырех баллов.
Так что с этим все в порядке. Но когда я стал листать тетрадь, чтобы просмотреть замечания, то на третьей странице обнаружил черный волос.
Неужели это мой волос? Может, один из тех, что росли у меня на ладонях?
Но у мисс Шиндлинг тоже черные прямые волосы. В тетрадь вполне мог попасть один из них.
А может…
Я смотрел на волос, боясь прикоснуться к нему.
Это какое то наваждение! Я помнил про свою торжественную клятву больше не думать о шерсти, но ничего не мог с собой поделать.
Мне хватило одного вида короткого черного волоска, прилипшего к третьей странице тетради, чтобы испытать новый приступ страха. Я поднес тетрадь к лицу и сдул волос.
Мисс Шиндлинг что то объясняла классу, но я не слышал ни слова. Когда прозвенел звонок, я сорвался с места и побежал в спортивный зал.
Мне не помешает как следует размяться.
– Сегодня играем в баскетбол! – объявил тренер Рафферти. – Надевайте шорты, и на площадку!
Я не очень то люблю баскетбол – в этой игре приходится слишком много бегать туда сюда по всему залу. А еще я редко попадаю мячом в. корзину. Поэтому всегда смущаюсь, когда товарищи по команде пасуют мне мяч, а мне не удается сделать точный бросок.
Но сегодня баскетбол пришелся как раз кстати. Вот она, возможность набегаться до упаду!
Вместе с остальными ребятами я направился в раздевалку. Мы открыли шкафчики и вытащили шорты и футболки.
Где то в другом углу раздевалки кричал Хью Хервин:
– На себя посмотри! На себя посмотри! Кто то из ребят лупил его полотенцем. «Так ему и надо, – подумал я. – Болван!»
– На себя посмотри! – надрывался Хью. Кто то велел ему заткнуться, но Хью не унимался.
Я присел на скамью и стащил ботинки, а потом принялся снимать джинсы.
Спустив их до колен, я застыл от ужаса.
Оба колена обросли пучками жесткой черной шерсти.

15

– Как ты ухитрился войти в спортзал в джинсах? – спросил Джеред.
– Что? – Его вопрос застал меня врасплох. Джеред задал его на следующий день, когда мы с тяжелыми футлярами брели по скользкому тротуару к дому Лили, чтобы как следует порепетировать.
– Ты что, забыл, как отказался надевать спортивные шорты? – удивился Джеред, перекладывая футляр с синтезатором в другую руку.
– Просто… было холодно, – промямлил я. – У меня закоченели ноги, вот и все. Не знаю, почему тренер Рафферти заставляет нас надевать шорты.
Джеред засмеялся.
– Рафферти чуть не проглотил свисток, когда увидел, как ты забросил мяч в корзину с середины площадки!
Я тоже засмеялся. Дело в том, что в баскетбол я играю хуже всех в школе. Но при виде своих волосатых коленей я так разозлился, даже взбесился, что играл хорошо, как никогда.
– Пожалуй, я разрешу тебе в виде исключения ходить на физкультуру в джинсах! – пошутил тренер Рафферти.
Но мне было не до шуток.
Сразу после уроков я бросился домой и на полчаса заперся в ванной, сбривая с коленей клочки жесткой шерсти.
Когда с этим делом было покончено, оба колена покраснели и покрылись царапинами. Но по крайней мере, они опять стали гладкими.
Остаток дня я провел в своей комнате, размышляя о том, что со мной случилось. К сожалению, понять что либо я был не в состоянии, в голове роились десятки вопросов.
И ни одного ответа.
Лежа на животе и прислушиваясь к боли в коленях, я терялся в догадках. Почему у меня вдруг выросли волосы? Ведь я не втирал в колени средство для загара. Почему же там появилась безобразная шерсть?
Неужели это «Мгновенный загар» так подействовал на организм? Может, он проник в кровь и распространился по всему телу?
И я превращаюсь в какое то громадное волосатое существо вроде Кинг Конга?
Вопросы, вопросы… но ни единого ответа.
Эти вопросы продолжали тревожить меня, пока я шагал вместе с Джередом к белому дому Лили, стоящему на углу квартала.
Лучи солнца проникали сквозь голые ветки двух кленов, растущих возле подъездной дорожки. В воздухе пахло весной. Почти весь снег Растаял, кое где показалась трава.
Снеговик, стоящий во дворе, подтаял и скособочился. Шлепая в резиновых сапогах по лужам, я шел к дому Лили следом за Джередом, с трудом волоча футляр с гитарой и усилитель.
Лили сама открыла нам дверь. Они с Кристиной уже начали репетировать. Сегодня Лили была одета в яркий красно синий лыжный свитер поверх голубых леггинсов, а Кристина – в потертые джинсы и зеленый свитер с золотистым силуэтом собора Нотр Дам.
– А где Мэнни? – спросила Лили, запирая дверь.
– Понятия не имею, – отозвался я, вытирая ноги о коврик. – Странно, что он еще не пришел.
– Сегодня его опять не было в школе, – сообщила Кристина.
– Ну вот, только этого нам не хватало! – воскликнула Лили, покусывая нижнюю губу. – Слышали, что говорил сегодня Хью? Знаете, что подарил ему отец?
– Знаем. Новый синтезатор, – сказал я, склонившись над футляром с гитарой. – Хью мне все уши прожужжал. Он уверяет, что синтезатор звучит, как настоящий оркестр.
– Подумаешь, невидаль! – поморщился Джеред, снимая с подошвы прилипший прошлогодний лист. Отлепив мокрый лист, он повертел его в руках, не зная, куда девать, и затолкал в карман джинсов.
– Если у Хью целый оркестр, а у нас – всего три гитары и детская игрушка вместо настоящего синтезатора, у нас нет никаких шансов, – вздохнула Лили.
– Это не детская игрушка! – вступился Джеред за свой инструмент.
Я был согласен с ним.
– Если его приходится заводить, как патефон, это еще не значит, что он не настоящий!
– Он маленький, но зато со всеми функциями, – добавил Джеред, устанавливая синтезатор на журнальном столике и включая его.
– Ладно, хватит спорить. Начнем работать, – заявила Кристина, подкручивая колки своей блестящей красной гитары фирмы «Гибсон». – Что будем играть?
– А как же Мэнни? – вспомнил я. – Кстати, что с ним?
– Я пыталась ему дозвониться, – сообщила Лили, – но то ли телефон отключен, то ли линия повреждена. В трубке не слышно даже сигнала.
– Так пойдем навестим его, – предложил я.
– Отличная мысль! – подхватила Кристина.
Мы вчетвером направились в прихожую за куртками, но у двери Лили вдруг остановилась.
– Мы с Ларри сами сходим к нему, – заявила она, обращаясь к Кристине. – А вы с Джередом начинайте репетировать. Зачем идти всей гурьбой?
– Ладно, – согласился Джеред. – Кому то надо остаться здесь – на случай, если Мэнни все таки объявится Мы с Лили быстро оделись и вышли из дома. Лили в высоких сапогах смело преодолела огромную лужу у крыльца.
– Не выношу, когда снег начинает таять и становится серым, – сердито выпалила она. – Прислушайся, и ты не услышишь ничего, кроме звона капели. Вода капает и с деревьев, и с крыш.
Лили преградила мне путь и остановилась. Мы замолчали, слушая, как капает вода.
– Оглушительный звон, правда? – с улыбкой спросила Лили. Солнце отражалось в ее глазах – голубом и зеленом.
– Оглушительный… – произнес я.
Лили часто говорит что нибудь этакое, отчего мурашки по коже. Однажды она призналась мне, что пишет стихи. Целые поэмы о природе. Но свои стихи она мне никогда не показывала.
Мы побрели по снеговой каше. Солнце припекало, и я расстегнул куртку.
Свернув за угол, мы оказались у дома Мэнни. Он жил в квадратном кирпичном особняке на вершине холма. Снег на холме покрылся коркой льда, и получилась отличная горка. Двое малышей катались с нее на голубых пластмассовых дисках. Но диски ползли вниз еле еле, потому что лед давно подтаял.
Мы прошли мимо них и поднялись на веранду дома. Лили позвонила в дверь, я постучал.
– Эй, Мэнни, открывай! – крикнул я.
Но никто не ответил.
В доме было тихо. Только по водосточной трубе стекала талая вода.
– Мэнни! – снова позвал я и заколотил в дверь.
Лили позвонила еще раз.
– Никого нет дома, – тихо произнесла Лили, сошла с веранды, приблизилась к окну, встала на цыпочки и попыталась заглянуть в дом.
– Видишь что нибудь? – спросил я. Она покачала головой.
– Только свое отражение. Внутри темно.
– И машины возле дома нет, – вдруг заметил я и снова заколотил по двери.
К моему удивлению, дверь заскрипела и приоткрылась.
– Дверь не заперта! – крикнул я Лили. Она бегом вернулась на веранду. Я приоткрыл дверь и спросил:
– Есть тут кто нибудь?
Тишина.
– У вас не заперта дверь! – добавил я. Лили распахнула дверь, и мы шагнули в прихожую.
– Мэнни! – позвала Лили, приставив ладони рупором ко рту. – Мэнни!
Я вошел в гостиную и ахнул. Я пытался что то сказать, но не мог. Увиденное ошеломило меня.

16

Лили схватила меня за руку. Мы изумленно огляделись.
Комната была совершенно пуста – ни мебели, ни занавесок, ни картин на стенах. Даже ковер исчез с блестящего паркетного пола.
– Где они? – с трудом выговорил я. Лили прошла по коридору в кухню. Там тоже было пусто. Все вещи исчезли. Вместо холодильника в кухонной стенке зияла дыра.
– Они переехали? – воскликнула Лили. – Не может быть!
– Но почему Мэнни не предупредил нас? – возмутился я, обводя взглядом пустую комнату. – Почему не сказал заранее, что они переезжают?
Лили молча покачала головой. В доме было тихо. Я слышал, как снаружи капает вода.
– Может, переезд был внезапным, – наконец произнесла Лили.
– Внезапным? Но почему?
На этот вопрос мы не смогли ответить.
Я люблю бегать.
Но только не убегать от разъяренных собак. А вообще бегать мне нравится. Сердце при этом колотится быстрее, подошвы спортивных туфель глухо постукивают по земле, все мышцы работают.
По субботам мы с папой совершаем пробежки – обычно в Миллер парке, по дорожке вокруг небольшого озера.
Там очень красиво. Воздух всегда свежий. И тишина.
Папа рослый, гибкий, спортивного сложения. Раньше он был русым, как я, но теперь поседел, а на макушке появилась лысина.
Он бегает каждое утро перед работой, причем в довольно быстром темпе. Но по субботам он придерживает шаг, чтобы я не отставал.
Обычно мы бегаем молча, сосредоточившись на своих движениях, любуясь природой и наслаждаясь свежим воздухом.
Но в эту субботу мне хотелось поговорить. Я решил рассказать папе обо всем: о флаконе «Мгновенного загара» и о черной шерсти.
Рассказывая, я смотрел вперед. Небо было синим и таким чистым, будто его помыли. Две большие вороны спланировали на голую ветку дерева. Вороны громко закаркали, словно хотели нам что то сказать.
Озеро искрилось, дорожка вокруг него уже подсохла. На поверхности голубовато зеленой воды покачивались льдинки.
Я начал с самого начала и ничего не упустил. Папа слегка сбавил темп, но не остановился.
Я рассказал о том, как нашел флакон средства для загара и как все мы ради шутки решили натереться им. Папа кивнул, не сводя глаз с дорожки.
– Вижу, средство не подействовало, – произнес он, слегка задыхаясь от бега. – Ты ничуть не загорел, Ларри.
– Да, оно не подействовало, – подтвердил я, – потому что срок годности давным давно истек.
Я глубоко вздохнул, переходя к самому главному.
– Загар у меня так и не появился. Зато со мной случилась какая то чертовщина.
Папа продолжал бежать. Мы оба пригнулись, чтобы не задеть низко нависшую ветку дерева. Я поскользнулся на мокрых листьях, но удержал равновесие.
– У меня стала расти шерсть, – дрожащим голосом продолжал я. – Сначала на тыльной стороне ладоней, потом на обеих кистях. И наконец на коленях.
Папа остановился и встревоженно обернулся ко мне:
– Шерсть?
Я кивнул, тяжело дыша:
– Да, черная шерсть. Густыми пучками, очень жесткими и колючими.
Папа с трудом сглотнул. У него округлились глаза – от удивления? От страха или недоверия? Этого я так и не понял.
К моему изумлению, папа взял меня за руку и повел за собой.
– Идем скорее, Ларри. Нам пора.
– Папа, но я же… – начал я.
Он крепче сжал мою руку и настойчиво потянул меня за собой.
– Я же сказал: нам пора, – процедил он сквозь стиснутые зубы. И рванул меня к себе, чуть не сбив с ног!
– Папа, что случилось?! – пронзительным голосом воскликнул я. – В чем дело?!
Он не ответил, увлекая меня по дорожке парка. Папины глаза стали безумными, лицо исказила пугающая гримаса.
– Папа, что с тобой? – испугался я. – Куда ты меня тащишь?

17

Доктор Меркин поднял иглу и посмотрел ее на свет.
– Отвернись, Ларри, – мягко попросил он. – Я же знаю, ты немного побаиваешься. И зря – это совсем не больно.
Боль пронзила мою руку, едва игла впилась в кожу. Я закрыл глаза и не дышал, пока врач не вынул иглу.
– Конечно, двух недель еще не прошло, – продолжал врач, протерев место укола ватным тампоном. – Но раз уж ты здесь, я решил сделать тебе инъекцию.
Папа в напряженной позе застыл на стуле посреди небольшого кабинета. Руки он сложил на груди.
– А как же шерсть? – запинаясь, спросил я у доктора Меркина. – Неужели «Мгновенный загар»…
Врач покачал головой.
– Я не знаю средств для загара, которые вызывали бы рост волос. Обычно они воздействуют на механизм пигментации кожи, и…
– Но этот флакон был выпущен давным давно! – настаивал я. – Может, ингредиенты скисли и лосьон испортился?
Доктор Меркин махнул рукой, словно говоря: «Так не бывает».
Подойдя к столу, он сделал запись в моей карточке.
– Мне очень жаль, Ларри, – произнес он, продолжая писать мелким аккуратным почерком, – но дело тут не в средстве для загара, поверь мне. – Он обернулся и внимательно оглядел меня. – Я полностью обследовал тебя, провел все анализы. Ты абсолютно здоров.
– Слава Богу! – облегченно вздохнул папа.
– А как же шерсть? – возмутился я.
– Давай подождем и посмотрим, что будет дальше, – решил доктор Меркин, глядя на папу.
– Подождем?! – воскликнул я. – Значит, вы не дадите мне никаких лекарств? Не сделаете ничего, чтобы шерсть больше не росла?
– Она вряд ли вырастет вновь, – заверил доктор Меркин, закрыл карточку и разрешил мне спуститься со смотрового стола. – Постарайся не волноваться, – попросил он, протягивая мне куртку. – Все будет хорошо.
– Спасибо вам, доктор Меркин, – произнес папа и встал. Он улыбнулся, но я заметил, что улыбка получилась вымученной. Папа держался слишком напряженно.
Я направился вслед за отцом к автостоянке. Мы молча уселись в машину.
– Тебе лучше? – наконец спросил папа, не сводя глаз с дороги.
– Нет, – мрачно ответил я.
– В чем дело? – раздраженно спросил папа. – Ведь доктор Меркин сказал, что с тобой все в порядке.
– А шерсть? – возмутился я. – Откуда она взялась? Почему он ничем мне не помог? Неужели он мне не поверил?
– Скорее всего, поверил, – негромко ответил папа.
– Тогда почему же он ничего не сделал? Папа долго молчал, глядя сквозь ветровое стекло и покусывая нижнюю губу. И наконец произнес сдавленным голосом:
– Иногда полезнее всего бывает набраться терпения и ждать.
В тот день мы собрались на репетицию в доме Лили. Получалось неплохо, но не так, как вместе с Мэнни.
Нас всех насторожило то, что он уехал, даже не попрощавшись с нами. Лили попросила свою маму позвонить знакомым родителей Мэнни и выяснить, куда они переехали.
Но все знакомые и друзья были удивлены не меньше, чем мы.
Никто из них не знал, что семья Мэнни готовится к переезду.
Мне пришлось признать, что две гитары звучат лучше трех. Голос у Лили приятный, но слабый, и три гитары почти совсем заглушали его.
А теперь, играя без Мэнни, мы отлично слышали голос Лили.
Но я испортил песню «Битлз», которую мы разучивали, – «Я хочу взять тебя за руку». Аккорды я брал фальшиво и никак не мог попасть в такт.
Я знал, в чем дело. Меня не покидали мысли о докторе Меркине и о том, что он не поверил мне. Он сомневается, что наша находка была средством для загара. А если он ошибся?
Мне было досадно и… одиноко.
Уже в двадцатый раз начиная играть «Я хочу взять тебя за руку», я пристально вглядывался в лица своих друзей. Может, их мучают те же опасения, что и меня? Что, если и у них растет уродливая черная шерсть, а они боятся признаться?
Когда я впервые спросил об этом, Лили только засмеялась и назвала меня лохматым Ларри. Но я должен задать тот же вопрос еще раз. Ни о чем другом я не мог думать. Я обязан знать правду!
Я с трудом дождался конца репетиции. Кристина начала укладывать гитару в футляр, Джеред отправился на кухню за банкой кока колы. Лили сидела на диване, поигрывая золотой пиратской монеткой на цепочке.
– Я… хочу спросить… – волнуясь, начал я.
В комнату вернулся Джеред. Он так неловко открыл банку, что кока кола выплеснулась ему в лицо.
Все засмеялись.
– Ты впервые видишь банку кока колы? – пошутила Лили. – Может, принести тебе инструкцию?
– Ха ха! – Джеред вытер лицо рукавом. – Ты нарочно потрясла все банки, Лили, чтобы я облился. Сознавайся!
Усмехнувшись, Кристина захлопнула футляр.
– Переходи на соки, Джеред. Он показал Кристине язык. Я громко откашлялся.
– Ребята, я хотел спросить вас… – дрожащим голосом повторил я.
Мои друзья были в отличном настроении, они смеялись и шутили. Значит, их ничто не тревожило.
Почему же несчастье свалилось на меня одного?
– Помните «Мгновенный загар»? – начал я. – Скажите, после него у кого нибудь из вас начали расти волосы? – Я густо покраснел. – Точнее – безобразная черная шерсть?
Джеред покатился со смеху, поперхнулся кока колой и закашлялся. Кристина похлопала его ладонью по спине.
– Лохматый Ларри! – выпалил Джеред, едва переводя дыхание. Указав на меня банкой, он принялся повторять: – Лохматый Ларри! Лохматый Ларри!
– Да перестань ты! – взмолился я. – Мне не до шуток!
Но это еще сильнее рассмешило Кристину и Джереда.
Я обернулся к Лили, которая встала с дивана. На ее лице проступило беспокойство. Она не смеялась. Заметив, что я смотрю на нее, Лили потупилась.
– Ларри – волк оборотень! – объявил Джеред.
– Надеюсь, выступать нам придется не в полнолуние! – подхватила Кристина.
– А может, Ларри воет лучше, чем играет на гитаре! – возразил Джеред, и оба захохотали.
– Я просто пошутил! – зло выпалил я. От стыда мне хотелось провалиться сквозь пол.
«Значит, эта беда случилась только со мной, – понял я. – Больше шерсть ни у кого не растет».
Вот почему Джеред и Кристина так развеселились. Им нечего стыдиться и не о чем беспокоиться.
Но Лили, похоже, было не до смеха. Она начала собирать ноты и приводить гостиную в порядок.
Прежде Лили нравилось поддразнивать меня и наблюдать, как я краснею. Я удивленно уставился на нее: неужели у нас общая тайна?
Неторопливо убирая гитару в футляр, я дождался, когда Джеред и Кристина уйдут, а потом надел куртку и бейсболку и направился к двери.
На веранде я обернулся к Лили, которая вышла проводить меня.
– Лили, скажи правду, – попросил я, глядя ей в глаза. – У тебя растет черная шерсть на ладонях и коленях?
Она закусила нижнюю губу.
– Я не хочу об этом говорить, – прошептала она и захлопнула дверь.
Я застыл на веранде, вспоминая встревоженное выражение на лице Лили. Ее шепот отдавался у меня в ушах.
Что с ней стряслось? Если то же самое, что и со мной, почему она не признается? Неужели ей стыдно? Может, она стесняется меня?
Или у нее все в порядке и она просто думает, что я спятил? Скорее всего, ей неловко за меня, потому что я веду себя как сумасшедший.
Окончательно растерявшись, я вышел на улицу. Солнце стояло еще высоко, но воздух стал холоднее. Резкий ветер дул мне в лицо.
Я надвинул бейсболку поглубже на лоб, чтобы ветер не сорвал ее. Но, к моему удивлению, бейсболка вдруг показалась мне слишком тесной. Она стала мне мала.
Я снял ее и внимательно оглядел. Может, кто то застегнул ее сзади потуже?
Нет.
Холодок пробежал у меня по спине, едва я поднес руку ко лбу и понял, почему бейсболка вдруг показалась мне тесной.
Весь лоб зарос густой колючей шерстью.

18

Я ворвался в дом, громко стукнув дверью.
– Мама, смотри! – кричал я. – Взгляни на мой лоб!
Я обвел взглядом кухню.
– Мама, где ты?
В кухне было пусто.
Я побежал по дому, окликая родителей. Пора объяснить им, что со мной случилось. Теперь то они наверняка мне поверят!
Густая шерсть на лбу убедит их в том, что я не сошел с ума.
– Мама, папа! Есть кто нибудь дома? Тишина.
Вернувшись в кухню, я нашел на холодильнике записку: «Мы уехали за покупками в Бруксдейл. Вернемся поздно. Не забудь поужинать».
Закричав от отчаяния, я сорвал с головы бейсболку, стащил куртку и швырнул ее на пол.
С гулко бьющимся сердцем подошел к зеркалу в прихожей и оглядел себя. Я был похож на мутанта из комиксов!
Из зеркала на меня смотрело бледное лицо. Оно ничуть не изменилось. Но лоб покрылся черной шерстью!
Как будто я повязал бандану. Такие повязки носят лыжники – только из ткани, а не из уродливой шерсти.
Трясущейся рукой я провел по колючим волосам.
У меня тяжело вздымалась грудь. Мне хотелось плакать и в то же время рычать от бешенства или вырвать всю шерсть – волосок за волоском.
Смотреть на себя было невыносимо. Шерсть выглядела омерзительно.
Я решил не ждать, когда вернутся родители. Жить с таким волосатым лбом я не мог. Я бросился наверх, чтобы сбрить шерсть.
Полосу шерсти я густо намазал кремом для бритья. Крепко зажал в пальцах папину бритву.
– Ой! – Я сразу же порезался, но мне было наплевать. Надо сбрить шерсть во что бы то ни стало! Так, чтобы на лбу не осталось ни единого волоска!
Глядя, как клочья шерсти падают в раковину, я вдруг понял, что надо делать. Я должен найти флакон из под «Мгновенного загара» и показать его доктору Меркину.
«Если я принесу флакон, он мне наверняка поверит! – убеждал я себя. – Пусть доктор Меркин выяснит, что это за средство. И почему от него у меня начала расти шерсть».
Доктор Меркин сумеет вылечить меня – в этом я не сомневался.
Но куда же мы зашвырнули флакон?
Зажмурившись, я стал вспоминать.
Когда я нашел флакон, мы бросились в дом Лили и натерлись жидкостью для загара. Затем снова выбежали во двор, чтобы поиграть в снегу.
Неужели мы выкинули пустой флакон в соседский мусорный бак? Надо проверить…
Я нацарапал записку родителям, сообщил, что забыл кое что у Лили и скоро вернусь. Затем набросил куртку и выбежал из дома.
На улице стало еще холоднее. Небо затянули тучи, оно стало по вечернему серым. Я застегнул молнию на куртке и надел капюшон. Лоб все еще саднило после бритья.
Три квартала до дома Лили показались мне длинными, как три мили. Наконец я свернул за угол и увидел впереди ее дом.
И тут я остановился. Не хватало только, чтобы Лили увидела, как я роюсь в мусорном баке! Она наверняка пристанет с расспросами, а я еще не готов рассказать ей всю правду.
Тем более что сама она что то скрывает, с горечью подумал я. Оборвав разговор, она захлопнула дверь у меня перед носом.
Ладно, я тоже буду молчать.
Хорошо, что уже почти стемнело. Может, Лили меня не заметит.
Приближаясь к дому Лили, я наблюдал за тем, что происходит вокруг. В столовой горел свет, – наверное, семья Лили ужинает.
Вот и хорошо. Я покопаюсь в баке, разыщу флакон и исчезну, прежде чем меня заметят.
Но, подойдя поближе, я обнаружил, что мусорный бак исчез. Наверное, рабочие увезли его.
Я глубоко вздохнул, боясь лишиться чувств.
– Как же быть? – пробормотал я вслух. Как доказать доктору Меркину, что шерсть у меня начала расти от «Мгновенного загара»?
Налетел холодный ветер. Я смотрел на то место, где еще совсем недавно стоял мусорный бак. Ветер подхватывал с земли бурые листья, бросал их мне под ноги.
Я поежился.
Но когда я уже собрался уходить, меня вдруг осенило.
Нет, мы не выбросили флакон из под «Мгновенного загара» в мусорный бак! Мы швырнули его в другую сторону, туда, где росло несколько деревьев.
– Ура! – вырвалось у меня. Я вспомнил, как, прежде чем присоединиться к играющим в снежки друзьям, я бросил флакон в снег.
Наверное, он до сих пор лежит там. Иначе и быть не может.
Я пулей пролетел мимо дома Лили, опасливо поглядывая на окна. Но никто не выглянул из них.
В соседнем доме было темно и пусто, – видно, ремонт еще не закончился.
Наконец я оказался в небольшой рощице, возле которой мы недавно играли в снежки. Ноги скользили по мокрым прошлогодним листьям. Голые ветви раскачивались на ветру и поскрипывали.
Куда же упал флакон? Где он?
Наверное, совсем рядом, под деревьями.
Он просто не мог отлететь далеко – ведь я бросал его с середины двора.
От деревьев на землю ложились черные тени. Я поддел ногой кучу опавших листьев, и ботинок ударился обо что то твердое.
Наклонившись, я принялся разгребать листья обеими руками. Но нашел только кривую ветку.
Я углубился в рощу, раздвигая ветви и длинные стебли сухих растений.
Флакон должен быть где то здесь. Я огляделся.
Вот он!.. Нет, это просто гладкий камень.
С досады я пнул камень и медленно повернулся на месте, внимательно оглядывая землю.
Где же этот чертов флакон?
Внезапно я услышал странный звук и вздрогнул. Хруст ветки.
Я прислушался. Где то рядом зашуршал кустарник.
Снова хрустнула ветка.
С трудом сглотнув, я понял, что рядом кто то есть.
– Кто здесь? – робко спросил я.

19

– Кто здесь? Тишина.
Застыв, словно статуя, я прислушался. Совсем рядом раздались торопливые шаги. Кто то тяжело дышал.
– Эй, есть здесь кто нибудь?! – крикнул я, обернулся и вдруг увидел флакон. Он лежал прямо передо мной на куче листьев.
Я порывисто нагнулся, протягивая к флакону обе руки. И отпрянул: из темноты навстречу мне выскочил большой пес.
Он с трудом переводил дыхание, длинный язык свешивался из полуоткрытой пасти.
Большой бурый пес! Даже в полутьме я разглядел, что шерсть у него свалялась. В тяжело вздымающиеся бока вцепились репьи.
Я попятился.
– Ты один? – испуганно прошептал я. – Откуда ты, песик?
Пес опустил голову и заскулил.
Я огляделся в поисках остальных собак. Может, он привел за собой всю стаю? Тех самых бродячих псов, которые вечно гоняются за мной, пугая своим рычанием.
Но собак нигде не было видно.
– Хороший песик, – произнес я, стараясь говорить негромко и спокойно.
Он уставился на меня, по прежнему отдуваясь, и помахал облезлым хвостом.
Я медленно наклонился, не спуская глаз с собаки, и поднял флакон. Он показался мне ледяным. Я попытался разглядеть, осталось ли внутри хоть немного жидкости.
Но ничего не увидел в темноте.
Не может быть, чтобы я вылил из него все до последней капли, рассуждал я, напрягая память. Того, что осталось во флаконе, наверняка хватит доктору Меркину для анализа.
Я потряс флакон, приложил его к уху и прислушался, надеясь уловить плеск. Только бы там осталось несколько капель, мысленно молил я.
На рощу налетел дикий порыв ветра. Листья зашуршали.
Пес снова заскулил.
Я крепко сжал флакон в руке и собрался уходить.
– Пока, песик.
Пес склонил голову набок и заглянул мне в глаза.
Я шагнул в сторону.
– Пока, пес, – тихо повторил я. – Иди домой.
Пес не шевельнулся. Он снова заскулил и завилял хвостом.
Я двинулся прочь, крепко прижимая к себе флакон. И вдруг увидел то, чего опасался.
Из за деревьев стремительно выскочили собаки. Их было пять или шесть, и у всех злобно горели глаза. В следующее мгновение к ним присоединилось еще несколько больших псов.
Они неумолимо приближались, зловеще рыча и скаля острые зубы.
Я похолодел, в ужасе уставившись в их горящие глаза и вслушиваясь в злобное рычание.
Собрав всю свою волю, я повернулся и бросился наутек.
– Ой! – пронзительно взвизгнул я, споткнувшись о толстую ветку.
Флакон вылетел у меня из рук.
Я попытался подхватить его на лету, но безуспешно.
Флакон ударился об острый камень и разбился, разлетевшись на мелкие осколки. На камне заблестело влажное пятно.
Я упал на четвереньки, острая боль пронзила все тело. Не обращая на нее внимания, я приподнялся и обернулся к собакам.
Но к моему удивлению, они неслись совсем в другую сторону. Между деревьев я разглядел перепуганного кролика. Собаки гнались за ним.
У меня колотилось сердце, колени дрожали. Я подошел к камню, вокруг которого лежали осколки оранжевого стекла, поднял один и повертел в руках.
– Что же мне теперь делать? – спросил я вслух. Издалека еще слышался возбужденный собачий лай. – Что?
Флакон разбился вдребезги. Мне больше нечего показать доктору Меркину.
Со злостью я швырнул осколок стекла в сторону и устало побрел домой.
После ужина мама с папой ушли в школу на собрание, а я поднялся к себе и сел за уроки.
С недавних пор одиночество стало меня тяготить.
Я взял к себе на колени Джеспер и начал гладить ее, но кошка была не в настроении. Сначала она сердито смотрела на меня ярко желтыми глазами, а потом царапнула мне руку, вырвалась и убежала из комнаты.
Я позвонил Лили, но у нее никто не подходил к телефону.
На улице завывал ветер, дребезжало оконное стекло.
По моей спине пробежал холодок.
Положив локти на стол, я склонился над учебником истории, но никак не мог сосредоточиться. Слова расплывались у меня перед глазами.
Пройдясь по комнате, я вынул из футляра гитару, наклонился и подключил ее к усилителю.
Когда я нервничаю, игра на гитаре успокаивает меня.
Настроив гитару, я громко заиграл блюз. Дома никого нет, никто не заставит меня убавить громкость. Я могу играть, как захочу, лишь бы прогнать тревожные мысли.
Но через несколько минут я понял: со мной творится неладное.
Я безбожно фальшивил и путал аккорды.
Да что это со мной? Эту мелодию я играл тысячу раз. Я мог бы сыграть ее, даже проснувшись среди ночи.
Случайно взглянув на свои пальцы, я вдруг понял, в чем дело. Из моей груди вырвался горестный стон.
Между пальцами опять появилась омерзительная шерсть. Все пальцы поросли густыми черными волосами.
Я поднес руку к лицу. И ладонь была покрыта шерстью.
Я вскочил, уронив гитару на пол. Мои руки начали зудеть.
Дрожащими пальцами я расстегнул манжеты рубашки и закатал рукава.
Руки сплошь были покрыты шерстью – густой, жесткой и черной!
Я долго стоял, растерянно переводя взгляд с одной волосатой руки на другую. Ноги тряслись, от слабости кружилась голова. Во рту пересохло.
Я попытался сглотнуть.
Неужели мерзкая шерсть растет и на языке?
Подавляя тошноту, я метнулся в ванную, включил свет, приблизил лицо к зеркалу и высунул язык.
Нет, он остался прежним.
Но щеки и подбородок заросли черной шерстью.
Как быстро она выросла! Зеркало отразило гримасу страха на моем лице.
С каждым днем шерсть росла все быстрее, покрывая тело целиком. Что же мне делать? Есть ли у меня выход?

20

В понедельник я пришел в школу пораньше и решил дождаться Лили возле шкафчиков.
Чтобы сбрить колючие клочки волос, понадобилось несколько часов, но я справился.
Утром я надел свитер с очень длинными рукавами и надвинул на лоб бейсболку – на случай, если днем опять начнут расти волосы.
– Где же ты, Лили? – нетерпеливо бормотал я, вышагивая туда сюда вдоль ряда зеленых шкафчиков.
Надо поделиться с Лили своей бедой, решил я, вспомнив, каким испуганным стало ее лицо, когда я заговорил о шерсти.
Теперь то я точно знал, что с Лили происходит то же самое. Просто знал, и все.
Должно быть, Лили стыдно, как и мне, – стыдно признаться в случившемся, заговорить об этом.
Но вдвоем мы обязательно найдем выход.
Если мы вместе придем к доктору Меркину и расскажем о «Мгновенном загаре» и шерсти, он непременно нам поверит.
Но где же Лили?
В коридоре толпились ребята, хлопали дверцами шкафчиков, пересмеивались и болтали.
Я взглянул на часы. До звонка осталось всего три минуты.
– Как дела, Ларри? – окликнул меня кто то. Я обернулся и увидел усмехающегося Хью Хервина. Рядом стояла его сестра Марисса, вытаскивая косу из под лямки рюкзака.
– Привет, Хью, – со вздохом откликнулся я. Только этой встречи мне сегодня не хватало!
– Готов к завтрашнему дню? – спросил он. Почему Хью всегда так ехидно ухмыляется?
Так бы и ударил его кулаком в живот!
– К завтрашнему дню? – рассеянно повторил я, отыскивая взглядом Лили.
Хью засмеялся.
– Ты что, забыл о конкурсе рок групп?
– фу y y – шумно выдохнула Марисса, наконец то высвободив косу. – Твоя группа все таки будет участвовать в конкурсе? Мы слышали, Мэнни уехал…
– Да, мы будем выступать, – перебил я. – Мы здорово играем.
– И мы тоже! – широко ухмыльнулся Хью. – Нас наверняка пригласят на телевидение. Мой дядя знаком с режиссером программы «Будущие звезды». Он устроит нам прослушивание.
– Прекрасно, – без энтузиазма отозвался я. Да где же Лили?
– Мы наверняка выиграем конкурс, – добавила Марисса, которая по прежнему возилась со своей длинной косой. – И станем знаменитыми.
– Нам уже предложили выступить в соседней школе, – сообщил Хью. – А твою группу еще никуда не приглашали.
– Да, – подтвердил я, – не приглашали. Хью буквально расплылся в довольной улыбке.
– Очень жаль, – заметил он. Прозвенел звонок.
– Мне пора, – сказал я и побежал в класс.
– Увидимся на конкурсе! – крикнула вслед Марисса.
– Мы будем выступать первыми, – добавил Хью. – А вам ничего не светит!
Слыша, как они смеются у меня за спиной, я вошел в класс, сел на свое место и поискал глазами Лили. Неужели она проскочила мимо, пока я болтал с Хью и Мариссой?
Нет, Лили в классе не оказалось.
Меня охватило беспокойство. Может, она заболела? Вот это был бы номер! Лишиться солистки перед самым конкурсом! Нет, этого просто не могло быть.
– Ларри, раздай контрольные задания, – попросила мисс Шиндлинг, подавая мне стопку бумаг.
– Контрольные?!
Я совсем забыл про них.
Лили так и не пришла в школу. В обеденный перерыв я попытался позвонить ей, но к телефону никто не подошел.
После уроков я направился прямиком к Лили, чтобы узнать, что с ней случилось. Но, сделав несколько шагов, я вдруг вспомнил, что мама просила меня прийти домой сразу после уроков и помочь в каких то делах.
Стоял ясный холодный день. Высоко в небе плыли пушистые белые облака. Снег давно растаял, обнажилась рыхлая сырая земля.
Дождавшись, когда мимо проедут несколько машин, я пересек улицу и направился к дому.
Пройдя квартал, я почувствовал, что за мной кто то идет.
О мою ногу потерся незнакомый пес. Удивившись, я остановился и уставился на него сверху вниз.
Шерсть у пса была светло рыжей, почти: красной, на шее виднелось белое треугольное; пятно. Он был средних размеров, чуть больше; коккер спаниеля, с висячими большими углами и длинным мохнатым хвостом, которым пес: медленно повиливал, не сводя с меня глаз.
– Кто ты? – спросил я. – Я вижу тебя в первый раз.
Я огляделся, желая убедиться, что поблизости не прячется еще десяток собак, готовых броситься на меня.
И пошел своей дорогой.
Пес не отставал. Потеревшись о мою ногу, он опередил меня и оглянулся, словно проверяя, иду ли я за ним.
– Так кто за кем идет – ты за мной или я за тобой? – улыбнулся я.
Пес завилял хвостом. Он проводил меня до самого дома.
Мама ждала меня на подъездной дорожке. На ней был длинный зеленый свитер и джинсы.
– Славный денек, – заметила она, глядя на небо.
– Привет, мама, – произнес я. – Этот пес проводил меня домой.
Пес принялся обнюхивать вечнозеленые кустарники перед крыльцом.
– Симпатичный, – откликнулась мама. – Впервые вижу такую странную масть. Чей он?
Я пожал плечами:
– Понятия не имею. Сегодня я увидел его впервые.
Пес подошел и уставился на маму.
– По крайней мере, он не злой. – Я поставил возле крыльца тяжелый рюкзак. – Может, оставим его у себя?
– Ни в коем случае! – отрезала мама. – Пока в доме Джеспер, никаких собак!
Я наклонился и потрепал пса по голове.
– Смотри ка, у него на ошейнике жетон, – вдруг заметила мама. – Взгляни, что там написано, – наверное, имя и адрес хозяина.
Пес неистово замахал хвостом, толкая голову мне под ладонь.
– Хороший песик… – ласково произнес я.
– Ларри, посмотри, что там на жетоне, – повторила мама.
– Сейчас. – Я взялся за круглый золотистый жетон, висящий на ошейнике пса, встал на колени и наклонился, чтобы как следует рассмотреть его.
Я узнал эту вещицу мгновенно.
Это был вовсе не собачий жетон, а золотая пиратская монетка Лили.